— Надежда Николаевна, как начался Ваш путь в доброслужащие?
— Считаю, во время специальной военной операции нельзя оставаться в стороне. У меня два родственника служат на СВО, и мне тоже хотелось внести свою лепту в это важное для нашей страны дело.
Поэтому, когда я узнала, что каждый муниципальный служащий во время своего отпуска может стать доброслужащим, сразу написала заявку. Понадобилось время для её одобрения, согласования. В период ожидания ты не знаешь, куда тебя направят. Единственное, что ты можешь выбрать заранее, — работа в миссии с мирными жителями или в госпитале. Мне хотелось непосредственно помогать военнослужащим, поэтому мой выбор пал на госпиталь.
Третьего августа я уже выехала в миссию. Все желающие участвовать в этом проекте изначально собрались в Москве. Нас распределили по направлениям, затем — по командам. Все оказались отзывчивыми, доброжелательными, и сразу стало понятно, что в миссии не пропадёшь: всегда найдутся те, кто поддержит тебя.
Вечером поезд уходил из Москвы, а утром мы уже были на месте ротации, где нас, шестерых, встретила главная по миссии. «Людей не хватает, поэтому трое едут со мной в один госпиталь, остальные — самостоятельно в другой», — сказала она.
На месте назначения нас встретил начальник медицины, он заселил нас в комнату непосредственно в госпитале. Мы сложили вещи и сразу пошли работать на кухню.
Первой нашей задачей было накормить раненых. Солдаты-срочники принесли приготовленную еду в вёдрах, а мы её раскладывали в одноразовые тарелки, раздавали бойцам. Тем, кто не мог самостоятельно есть (руки в гипсе, сломана челюсть), помогали принимать пищу. Затем мы наводили порядок в пищеблоке, мыли вёдра, чайники.
— А приходилось ли оказывать помощь медицинским работникам?
— Конечно. Несли дежурство, перебинтовывали раненых, устанавливали катетеры и мочеприёмники, давали антибиотики, и не только в таблетках, но и в инъекциях. И хотя многим из нас ранее не приходилось уколы делать, всему обучились быстро. Там нет времени на обдумывание, что и как ты будешь делать. Доставляют раненого — и нужно быстро снять с него повязку, обработать рану.
Бойцы — с линии фронта, и в полевых условиях, где им оказывают первую медицинскую помощь, не до гигиены, быстро зашивают, заматывают рану. Не случайно в повязке попадаются листья, веточки, земля. Вот почему первым делом приходилось убирать мусор, промывать и обрабатывать рану антисептиком, а потом передавать раненого медику для оказания дальнейшей помощи.
Пока врач перебинтовывает пациента, ты уже подготавливаешь ему следующего. Бойцы поступают круглосуточно. Через два дня их перевозят в другой госпиталь. До приезда новых раненых мы быстро меняли постельное бельё, мыли палаты, туалеты, вплоть до стен, дверных ручек.
Допустим, к девяти вечера закончили генеральную уборку, а в три утра — новый заезд. Вот в этот промежуток удавалось поспать, и то не всегда. Бывало, поступает сообщение от начмеда: «Готовьтесь к приёму солдат». И так в круглосуточном режиме, выходных дней нет. Выспались мы потом, в поезде.
— Были какие-то опасные моменты?
— Когда мы только заехали в ротацию, в 800-х метрах от нас взорвался вражеский дрон, его сбила наша ПВО. А так всё обычно.
— Какие истории бойцов особенно запомнились?
— В госпитале я ещё освоила профессию парикмахера. Пока стрижёшь бойца, он тебе всю свою жизнь перескажет.
Особенно меня поразил один юноша на коляске. У него много ранений: и осколочные, и сломанная нога, и в руке вставлены спицы. Узнала, что ему всего 18 лет. «Парень, как же ты на СВО оказался? Ты и в армии-то, наверное, не служил?» — спросила его. А он говорит, мол, когда из их деревни многие мужчины подписали контракты, женщины его стали попрекать: дескать, молодой, здоровый, иди тоже служи. Вот и отправился добровольцем.
«Я был в блиндаже, когда наверху взорвалась граната — меня засыпало. Три дня провёл под землёй. Потихоньку откапывался, питался и корнями, и червями», — рассказал он.
Просто чудо, что с такими ранениями и переломами он выкарабкался наружу. Почти 20 км полз и брёл, пока, к счастью, не вышел на наших.
Запомнились четыре парня, которые по очереди — кто на коляске, кто своим ходом — навещали в палате боевого товарища. Все они пострадали от вражеского дрона и ранеными преодолели 12 км, пока не добрались до своих. Доставили и тяжелораненого командира. Мало того, ещё четырёх пленных привели с собой.
«Сколько лет вашему командиру?» — «22». Как же радовались ребята, что тот идёт на поправку! Когда слушала их рассказы, мне казалось, будто и я побывала с ними на линии фронта, видела всё собственными глазами.
Меня радует, что солдаты, несмотря на свои ранения, сохраняют оптимизм, поддерживают у друг друга боевой дух. Выдержавшие такие испытания, они не растеряли чувство юмора, иронии, частенько подтрунивают друг над другом. И все как один хотят обратно на передовую.
Иной раз покупали какие-то вкусности на всех, да ещё нас пытались угостить. Бойцы очень тепло относились к нам, доброслужащим. Рассказывали нам о своих семьях, детях. И на перевязку порой шли не к медику, а к нам. Вероятно, потому, что мы подушевнее относились к ним. У нас не было такого выгорания, как у профессионалов, уже месяцами работающих сутки напролёт.
Наши медицинские работники — настоящие герои. Но им не до эмоций, не до разговоров с ранеными. Вот почему бойцы с радостью общались с нами, отогревались душой, а за пару дней так привыкали к нам, что и в другой госпиталь уезжать не хотели.
Мы иногда и в роли психолога выступали. Запомнился мне мужчина, который перенёс ампутацию обеих ног. Он был настолько потерян, что отказывался и от еды, и от воды. Подошла к нему, уговорила хотя бы немного поесть. Сбегала за бананами, налила ему чай.
И стала убеждать, что жизнь не заканчивается, напомнила о фигуристе Костомарове, который, потеряв конечности, сейчас занимается паралимпийскими видами спорта. «А мне тоже могут протезы сделать?» — оживился мужчина. Заверила, что это возможно, настояла, чтобы позвонил домой, где его ждут. Рада была, что он оттаял, отошёл от шока.
Другой боец, прошедший Чечню и Осетию, побывавший на СВО, говорил: «Не представляю, чем я буду заниматься, когда вернусь домой». Я ему: «Будете рассказывать внукам, ребятам в школах о своём боевом прошлом, воспитывать в детях патриотизм». А он отвечает: «Я здесь нужнее, да и парней молодых нужно учить не только воинскому делу, но и осторожности, оберегать их от необдуманного геройства».
— Наверное, работа сплотила Вас с другими доброслужащими?
— Безусловно. В апреле я вновь собираюсь ехать в ротацию и уже списалась с теми, с кем оказалась в предыдущей. Очень хотим работать вместе. У нас было так: выполнил свою работу — помогаешь другому, чтобы быстрее справиться с поставленной задачей и потом по возможности всем отдохнуть.
Там все равны, независимо от социального статуса, должности. Порой тобой командует старший солдат, срочник, которому всего 18 лет, и ты должен выполнять его распоряжения. Там нужно забыть о своих амбициях, желаниях, быть скромнее и вообще не лезть со своими рекомендациями. Главная наша задача — облегчить жизнь бойцам.
— Изменились ли Вы после миссии?
— Конечно, я острее на всё реагирую. Например, когда вижу, как в «ВК» люди жалуются, что в каком-то микрорайоне течёт не очень чистая вода. А бойцы рассказывали, что в течение нескольких месяцев у них воды вообще не было — в каски, бутылки собирали дождевые осадки. Собранное бережно сливали и пили.
Когда закончилась ротация, мы доехали до Москвы. Я зашла перекусить в кафе, и тут на меня нахлынули такие эмоции… Слёзы текли просто ручьём. Смотрела на праздных, улыбающихся людей, таких далёких от того, что происходит «за ленточкой», и хотелось закричать: почему мы, в этой мирной жизни, не осознаём того, что там происходит?!
С другой стороны, чтобы это понять, нужно увидеть раненых бойцов, услышать, что им довелось испытать и преодолеть. А в мирной жизни мы все спешим по своим делам, сидим в гаджетах, празднуем какие-то события. Словно живём в разных измерениях. И думаешь: как же важно каждому из нас делать всё зависящее, чтобы там, на передовой, нашим ребятам было легче сражаться. Чтобы они чувствовали нашу поддержку и заботу…
Фото предоставлено героиней материала